На середине пути от Кейптауна к мысу Доброй Надежды, на берегу тихой бухты Фолсбей расположен небольшой живописный городок Саймонстаун, который издавна служит в качестве базы военно-морских сил — вроде нашего Севастополя, только масштабов несравнимо меньших.

Океан тут зимой очень спокойный, не то, что по другую сторону горной гряды, у Кейптауна, где Атлантику штормит с мая по сентябрь.

Здесь же, на стороне Индийского океана, зимой штормов не бывает, и всего-то 35 км до «Таверны Морей» (второе имя Кейптауна, который во времена голландского правления официально именовался Капштадт).

Поэтому декретом Голландской Ост-Индской Компании предписано было «место это использовать для стоянки судов коммерческих с апреля по октябрь, военных же — во всякое время года». Вся жизнь городка связана с морем и военными моряками.

Городские достопримечательности – два музея (один из них, музей военной игрушки, содержит уникальную коллекцию со всего света), Пингвиний Пляж с сотнями местных малорослых пингвинов и, наконец, гордость городка — памятник четвероногому матросу, установленный в центральном сквере. На небольшом постаменте из обломка скалы — бронзовый дог в натуральную величину. Можно подойти, погладить пса, сфотографироваться с ним рядом.

Памятник в парке

У лап дога — отлитые из бронзы матросская бескозырка и ошейник. Морда того же пса в бескозырке изображена и на фронтоне здания, стоящего при въезде на причал.

Медная табличка на столбике у памятника поясняет: перед вами — ABLE SEAMAN (МАТРОС ПЕРВОЙ СТАТЬИ) JUST NUISANСE, 1937-1944. Конечно же, сразу возникает множество вопросов: как это так? Пес, пусть даже породистый, – и вдруг матрос первой статьи? Как насчет обучения морскому делу? Приписное свидетельство — кто выдавал? А на службе – как? Подъемы, построения, наряды, самоволки, и т. д., и т. п.

Вот что удалось выяснить после изучения документов, газетных публикаций, специальной литературы, музейных экспозиций, а также в ходе бесед с местными старожилами, хорошо помнящими здешнюю жизнь времен Второй мировой войны.

Большие датские доги всегда очень высоко ценились в Англии и ее колониях, каковой была тогда нынешняя ЮАР. В Кейптауне их использовали в качестве поводырей или просто надежных компаньонов и охранников. Щенка, родившегося 1 апреля (!) 1937 года от матери Дианы и отца Конинга (Короля), записали в книгу регистрации под именем Прайд.

Его первый хозяин, некий мистер Босман из Рондебоша, был профессиональным собаководом, привившим герою нашей истории хорошие манеры. В конце 1938 года пес был продан в пригород Кейптауна Моубрэй, некоему мистеру Чейни, который вскоре получил назначение в Саймонстаун, на военно-морскую базу, в качестве шефа корпуса обслуживания.

К этому времени наш герой уже был взрослым псом, весившим более 65 кг. При росте около метра в холке, он становился выше своего хозяина, когда клал передние лапы ему на плечи.

В Саймонстауне началась у Прайда взрослая жизнь. Хозяин предоставил ему свободу общения с моряками, которой пес охотно пользовался. Ему доставляло удовольствие жить на военных судах, где он всегда был желанным гостем.
Одно из них – крейсер «Нептун» — сыграло большую роль в судьбе дога. На этом судне пес подружился с командой и стал вместе с моряками постоянно путешествовать в Кейптаун. Там, в «Таверне Морей», он смог воочию наблюдать повадки моряков в увольнении…

На службе

На этом же крейсере было дано ему имя Nuisance, официально за ним закрепленное до конца его военной карьеры.
Дело в том, что догу нравилось возлежать, растянувшись во всю длину своего огромного тела, как раз там, где чаще всего пролегали пути торопливых матросов (на шкафуте, например). Раздраженные моряки не раз употребляли непечатные слова с непременным, однако, эпитетом nuisance, который лучше всего здесь можно перевести как «заколебал» *. Однако при этом любили его все – и моряки, и гражданские.

Дог платил взаимностью, особенно – рядовым морякам в матросских блузах с отложными воротниками, в клешах и бескозырках с ленточками. Считают, что они ему больше нравились за откровенность и общительность; впрочем, постоянно он не зависел ни от кого, хотя сам был ревнив до неприличия, никогда не позволяя другим псам посягать на матросскую дружбу.

К офицерам в кителях, узких брюках и фуражках с высокой тульей отношение у пса было более сдержанным; к лицам гражданским он относился с безразличием, женщин – терпел, но редко позволял им себя погладить.



«Просто Заколебал»

Постепенно Прайд, он же Заколебал, начал обнаруживать удивительные способности.
Например, умел разнимать дерущихся матросов, либо прыгая передними лапами на плечи атакующего, либо просто сбивая его с ног и при этом рыча выразительно: при мне, мол, такого свинства не допускать!

Умел он также очищать прибывшие из Кейптауна поздние электрички от подвыпивших и уснувших матросов. Тут его помощь малочисленным поездным уборщикам была просто неоценимой.

Без устали тормошил он спящих до тех пор, пока они не просыпались и не освобождали вагоны; иногда буквально волоком вытаскивал особенно пьяных, работая до полного изнеможения. Подгулявшим матросам такая услуга была очень кстати, т. к. помогала протрезветь и добраться до судна, избежав дисциплинарного взыскания за опоздание из увольнения, да еще и по пьянке.

Пристрастившись к «экскурсиям» на электричке в Кейптаун, Заколебал стал мишенью для вагонных контролеров. По местным правилам, требовалось приобретать ему билет, а об этом-то его озорные «братишки» как раз и не заботились.

Иногда удавалось догу спрятаться под вагонной лавкой за широкими клешами; в другой раз штатские пассажиры, кто побогаче, оплачивали ему проезд, — но чаще всего высаживали его контролеры на перрон. Если не удавалось псу с помощью моряков прыгнуть в другой вагон незамеченным, приходилось ожидать следующей электрички, где зачастую все повторялось. 35-километровый переезд занимал иногда долгие часы…

В конце концов, неблагодарное железнодорожное начальство официально уведомило хозяина Прайда, мистера Чейни, что они будут вынуждены усыпить дога, если его попытки безбилетного проезда не прекратятся.

Мистер Чейни не смог дать такой гарантии. К тому времени у пса завелись приятели в самом Кейптауне; имелась там и милашка его же породы, у хозяина одного из ресторанов, так что остановить его было просто невозможно.

Взвесив все, мистер Чейни решил продать дога куда-нибудь подальше от моряков и от Кейптауна, — но не тут-то было! Новость быстро разнеслась по военной базе и по окрестностям Кейптауна, вызвав поток писем протеста в газеты, на радио, в администрацию железной дороги и в адмиралтейство.

Дело в том, что Заколебал к тому времени успел уже завоевать симпатии и популярность не только на военном флоте, став его признанным талисманом, но и у населения Кейптауна, Саймонстауна и всех пригородов вдоль железной дороги.

Авторы писем предлагали разные варианты, но чаще всего — железнодорожникам в виде исключения разрешить догу бесплатный проезд хотя бы на одном этом направлении. Однако железнодорожная администрация не хотела делать исключений, боясь создавать прецедент!

И тут главнокомандующий Королевскими военно-морскими силами Южной Атлантики, заваленный рапортами подчиненных, решил использовать свои права адмирала флота, сделав таким образом беспрецедентный в истории шаг, — издал приказ о зачислении «добровольца» — датского дога по фамилии Заколебал – в состав его величества Георга VI Королевский флот в качестве матроса первой статьи (Able Seaman). Поскольку устав требовал иметь не только фамилию, но и имя, то в личную карточку занесли имя Just (т. е. Просто), и получилось Just Nuisance («Просто Заколебал»).

На корабле

Тогда же было решено выдать псу годовой железнодорожный билет за счет флота «для проезда при исполнении служебных обязанностей» (читай — сопровождать «братишек» и помогать им добираться до своей базы). Билет был вправлен в металлический жетон с указанием имени, фамилии, звания и личного номера; сам жетон надежно прикреплялся к ошейнику.

Обидчик собаки рискует стать кровным врагом любого англичанина…

Возможно, у некоторых читателей такое решение главкома флота может вызвать иронию – несерьезно, мол, и так далее…

Но надо, однако, знать англичан, этих заядлых собаколюбов, чтобы понять – никаких насмешек, окриков начальства, ядовитых газетных репортажей отнюдь не последовало.

Все вокруг, конечно, понимали, что Заколебал – не вполне настоящий матрос, но с подлинным английским юмором старались играть свои роли добросовестно и естественно, как будто собаки зачислялись на флотские должности с присвоением звания во все времена.

С другой стороны, у англичан в природе — чуть ли не очеловечивать собаку. Именно они создали в свое время – при протекции короля — общество защиты животных (читай — собак), ввели классификацию пород, регистрацию новорожденных щенков по точно такой же системе, как и обычных граждан, да и много еще чего. Обидчик собаки рискует стать кровным врагом любого англичанина…

Надо также принять во внимание, что в это время уже началась Вторая мировая война, время для флота очень напряженное**.

Без преувеличения можно сказать, что официальное зачисление всеобщего любимца во флот создало такую атмосферу, когда поводы для шуток появлялись постоянно; это очень помогало разряжать тревожную обстановку.

Сразу по своем зачислении, 26 августа 1939 года, после прохождения всех необходимых формальностей и медицинской комиссии, матрос Заколебал был откомандирован на береговую военно-морскую тренировочную базу «Afrikander I», чьи казармы были расположены в нескольких километрах по побережью к югу от Саймонстауна.

Там обучали матросов-новобранцев и временно расквартировывали «стариков» перед их распределением на военные суда и базы по всему миру.

Заколебал с восторгом был встречен на караульном пункте; затем его с почетом водворили в казарму, где псу выделили кровать с постелью.
Приказом командира базы за догом был закреплен бывалый матрос, в обязанности которого входили, между прочим, ежедневное мытье собаки под душем с применением мыла и щетки, надевание на нее бескозырки, сопровождение пса на построения, в столовую, а также по другим официальным надобностям.

С кормежкой нашему герою тоже повезло — все без исключения флотские повара отваливали ему мяса с избытком; кроме огромных мозговых костей для тренировки зубов и челюстей, давали тушенку, отборную баранину, пол-литра молока в день. Заколебал всегда отличался отменным аппетитом и ел много, куда больше, чем положено было матросу по норме.

Тем не менее, он не жирел и всегда имел довольно поджарый вид, что и видно на фотографиях того времени. Причиной тому был, конечно, очень активный образ жизни, – Заколебал добросовестно продолжал выручать «братишек» после загулов в Кейптауне. Особенно большая нагрузка выпадала ему на выходные…

Награждение отменили…

Судя по многим источникам, на построениях Заколебал вел себя безупречно; при подъеме флага весь вытягивался в струну и так стоял до команды «вольно»!

Всех поражало, как дог мог чувствовать дисциплину и торжество момента; даже неудобную бескозырку терпел безропотно (приказом главкома ему было разрешено не носить головной убор во всякое иное время).

Правда, не совсем ладно вел себя Заколебал на светских приемах, которые местная знать устраивала с благотворительными целями на нужды войны и где командир базы не раз бывал центральной фигурой вместе со своим четвероногим матросом.

Бедняга дог, привыкший к обществу грубоватых матросов, терялся среди множества надушенных дам и гонялся за их декоративными собачонками, как какой-нибудь дворовой пес.

Однажды ему крупно не повезло – получил дисциплинарное взыскание по совокупности, за три провинности: опоздал из увольнения на 45 минут, уснул в спальне для старшин и мичманов (хотя он там уснул, выдохшийся после того, как буквально дотащил за рукав пьяного мичмана со станции) и потерял годовой проездной билет. Наказание дали минимальное, — лишение увольнений на две недели и костей на неделю, — но личное дело пса было подпорчено, что в дальнейшем, к сожалению, остановило представление его к медали «За спасение воина».

Это случилось в 1942 году на базе морской авиации Вингфилд в Гудвуде, где Заколебал гостил у «братишек» из морской авиации; там случалось ему показывать свои способности по обнаружению и уничтожению скорпионов, желтых капских кобр и т. д. Обегая однажды «с инспекцией» линию колючей проволоки аэродрома, он, видимо, что-то услышал из туалета за взлетной полосой.

Обнаружив там лежащего без сознания военнослужащего и безуспешно попытавшись его вытащить оттуда, как он делал с пьяными, пес кинулся за помощью к казармам, лая во всю мочь. Оказалось, переведенный из Сьерра-Леоне авиамеханик страдал жесточайшими приступами малярии. На этот раз приступ настиг его в удаленном туалете, куда очень редко заходила охрана. Останься он там лежать без помощи еще часа три, — ему бы не выжить…

За этот поступок и был представлен матрос Заколебал к медали, но… бюрократия сработала безупречно. Из-за провинностей, занесенных в личное дело менее года тому назад, награждение отменили.

Память о нем не увядает…

Относительно налаженная жизнь нашего героя продолжалась до японской атаки на Перл Харбор. Очень многое изменилось на Мысе Доброй Надежды всего за несколько месяцев…

Последние два года своей жизни и военной службы матрос Заколебал провел в обстановке ослабления дисциплины и надзора. Его опекуны из старших матросов сменялись часто, так как воюющий флот требовал все новых пополнений.

Неделями не появлялся он в своей казарме, проводя время в гостях то в Кейптауне, то в Гудвуде, в гостях на морской авиабазе. Опаснее всего, однако, оказалась излишне навязчивая дружба владельцев баров и ресторанов. При появлении четвероногого матроса каждый стремился ему тут же налить в миску большую кружку пива, а то и рому подлить туда же…

Пил матрос Заколебал молодецки, пиво — очень любил. Эти «шоу» всегда привлекали публику, и хозяин бара знал: если Заколебал у него в гостях – будет хорошая выручка. В ресторане клуба «Юнион Джек» в Кейптауне у него была своя кровать за баром, где он отлеживался с похмелья.

После нескольких особо жестоких похмелий командир базы “Afrikander I” обратился к владельцам заведений с письмом, где в очень вежливой форме обращалось внимание барменов и клиентов на то, что матрос Заколебал из любезности не способен отказывать угощающим приятелям; поэтому, во избежание вреда для его здоровья и ущерба службе, командование просит не предлагать догу пива более шести больших кружек (!). Таков-де собачий лимит…

Теперь бывали случаи, когда становилось непонятно, кто кого до казармы дотаскивал — Заколебал «братишку» или наоборот.
Губили умного дога медленно, но уверенно. Нет сомнений, что спаивание пса не могло не отразиться пагубно на его здоровье, даже столь могучем.

Умер*** матрос первой статьи Просто Заколебал в военном госпитале Саймонстауна в день своего рождения, первого апреля 1944 года, прожив ровно семь лет. Похоронили его с военными почестями на матросском кладбище в Клавер Камп, расположенном на горе над Саймонстауном. Память о нем не увядает.

г. Кейптаун, ЮАР
Автор благодарит администрацию музея города Саймонстауна, провинция Мыс Доброй Надежды, за оказанную помощь и любезно предоставленные материалы о жизни матроса первой статьи по имени Just Nuisance.

* Надо сказать, перевод все равно неточен, ибо по-русски в этой кличке — аж четыре слога, тогда как обычно псам дают одно- двусложные клички. Т. е. у нас бы такую кличку он вряд ли получил бы, а вот по-английски — все правильно, всего два слога, и ударение — на первый (Nuisance — Нюсанс).

** Скоро окрестности мыса Доброй Надежды превратились в излюбленное поле охоты немецких и японских подлодок за судами союзников, которые даже иногда на берег выбрасывались, спасаясь от торпедных ударов. Военные моряки и авиация день и ночь патрулировали океан, но это не мешало им в увольнении «отрываться» в барах «Таверны Морей».

*** Официальная причина смерти в медицинской карточке — общее резкое ухудшение здоровья. (Прим. автора.)

С сайта http://vokrugsveta.com

Более полная информация на сайте “Северная Жемчужина Ханна”